Так я и сделала, ага.
Нашла и притащила новый.
Точнее старый...
По-моему, всего их три или четыре.
То есть... еще один или два.
В общем, пускай тоже будет здесь. Шаманокусочек с флешбеком о детстве~
- Там, где над водой цветет…
- Там, где над водой цветет…
- Нас не ждут…
- Некуда домой…
- Не зовут…
Звездное небо, испещренное остатками Пути, тихо гудело на множество ладов. Стоянка, погруженная в сон, едва ли могла слышать это гудение, и только двое детей, прижавшись друг к другу, вторили этим песням, наблюдая небо через круг-тооно.
В юрту, отодвигая полог, еле слышно прошел мужчина, усмехаясь и приглаживая аккуратно постриженные усы и бороду. Подкинув в огонь сухие ветки, он опустился на расстеленные шкуры, доставая из широкого рукава трубку и закуривая. Он не был стар, но и молод не был, его волос уже коснулась седина, за что на стоянке нойона прозвали «старик Хо».
- Чего это вы тут устроили, - беззлобно хмыкнув, улыбнулся нойон, выпуская к тооно дымные кольца, - Путь провожаете?
Ранние морщинки вокруг его глаз разглаживались, делая взгляд каким-то по-особенному мягким. Каждый раз, когда он видел этих детей, он хотел им улыбаться. Старший, Су Ен, был уже слишком взрослый. Он давно вышел из возраста, в котором принято опекать детей, и теперь учился военному ремеслу наравне с сотниками. Младший же, Шоно, по-прежнему не разговаривал ни с кем. Первый месяц старик Хо еще пытался завоевать доверие мальчика, но безуспешно, хотя он и начал приходить к нему в юрту вместе с другом, но сам никогда ничего не говорил, не просил и тем более не требовал.
Су Ен уверял нойона: - Он просто не видит вас, это пройдет, нужно время.
Но время шло, а ничего не менялось. Они приходили будто бы вдвоем, а будто бы и Су Ен всегда был один.
- А вы почему не спите? – Су Ен потянулся, садясь и сонно щурясь от ярких искр, одинаковых по цвету с его глазами, Старик Хо махнул на них рукой, разгоняя и вновь выдохнул, отправляя к потолку юрты очередное колечко дыма, замечая, как следит за ними младший из мальчиков, взглядом, все еще затянутым серой пеленой пожара.
- Уснешь тут, - наконец отозвался нойон, - Я тоже слышу их голоса, не только вы, дети, это можете. Видимо, правы на стоянке, старик я уже.
- Вы еще не старый, - старший мальчик тихо рассмеялся, удобнее устраиваясь на расстеленных шкурах, - А что вы слышите?
Старик Хо на минуту задумался, всматриваясь в звездное небо через тооно, и задумчиво щелкнул языком, вновь опуская взгляд к костру.
- Тоже, что и вы, - наконец, сказал он и замер, прислушиваясь к тихому гулу. Небо плыло над стоянкой, озаряя все вокруг странным, далеким светом Пути. Нойон усмехнулся ему, шумно и весело, переводя горящий задором взгляд на притихших в углу юрты детей. Дети о чем-то еле слышно переговаривались, и Су Ен улыбался, обнимая худую фигурку младшего мальчика. Шоно ворчал, цепляясь тонкими пальцами за чужие ладони, но не вырывался, лишь тихо отвечал на слова друга. Шоно разговаривал только с двумя людьми – одним из них был Су Ен, а вторым Шаман. О чем мальчик говорил с последним, никто на стоянке не знал.
- Несмышленые вы еще. Устроили тут проводы! А ну, что, веселее ничего не знаете? – отмахнувшись от тягостных мыслей, старик Хо довольно улыбнулся, глядя на повернувшихся к нему детей, и беря в руки старый топшур. Инструмент был потертым, но сделанным на славу. Нойон легко тронул струны, пробуя и настраиваясь на мелодию, убедившись, что дети слушают, он, наконец, затянул песню.
- Эй! Моя красавица-хатун…
***
Разноцветные камушки – дар реки – тускло блестели влажными от росы боками, образуя круг. Предрассветный туман огибал их, пробираясь за черту и скользя по траве, оставляя за собой иней, и замирая только там, куда доставал жар костра. Сухие губы быстро шептали слова, старые и сильные, рассказывая огню их историю. Они не были знакомы, но юноша знал, как с ним заговорить. Он, то замолкал, с минуту просто глядя в танцующее пламя, то продолжал вновь, наклоняясь совсем низко, не боясь опалить ни лицо, ни волосы. Огонь уже накормлен молоком и кровью, большего ему не нужно.
Где-то над головой, небо стремительно светлело, отгоняя последние тени тяжелой ночи, унося с собой отголоски Пути. Юноша замолчал, будто почувствовав этот миг, остановился, всматриваясь в жар костра. Искры трещали, отражаясь в холодной синеве глаз, навсегда подернутых серым пеплом старого пожара. Он усмехнулся им, едва успевая заметить за кругом камней движение, и поднял голову, готовясь снова шептать слова, пока за краем поляны, там, где начинался лес, не затрещали ветки. Юноша замер, сталкиваясь взглядом с огромным медведем. Он знал, что зверь бродил за кругом целую ночь.
Рассветное солнце, наконец, встало, отражаясь в ледяной корке, покрывшей землю. Тусклые лучи светлячками скользнули вверх, ослепляя, заставляя Шоно отвернуться; костер вспыхнул, оглушительно треща и вновь стих, превращаясь в тлеющие угольки.
- Ну, вот же… - проворчал юноша, щурясь и вглядываясь в сизый дым. Он еще что-то хотел спросить, но не успел. Смех вырвался сам собой.
- Мне что, так делать нельзя? Эй, почему?! - Шоно вскинул голову, стараясь снова разглядеть в лесу зверя, но деревья молчали.
- Что ж, ладно… - так и не дождавшись никакого ответа, он усмехнулся, сваливаясь на сухую траву и провожая взглядом окончательно исчезающий Путь.
- Там, где над водой цветет… нас не ждут…
- Нас не ждут…
- Некуда домой…
- Не зовут…
Звездное небо, испещренное остатками Пути, тихо гудело на множество ладов. Стоянка, погруженная в сон, едва ли могла слышать это гудение, и только двое детей, прижавшись друг к другу, вторили этим песням, наблюдая небо через круг-тооно.
В юрту, отодвигая полог, еле слышно прошел мужчина, усмехаясь и приглаживая аккуратно постриженные усы и бороду. Подкинув в огонь сухие ветки, он опустился на расстеленные шкуры, доставая из широкого рукава трубку и закуривая. Он не был стар, но и молод не был, его волос уже коснулась седина, за что на стоянке нойона прозвали «старик Хо».
- Чего это вы тут устроили, - беззлобно хмыкнув, улыбнулся нойон, выпуская к тооно дымные кольца, - Путь провожаете?
Ранние морщинки вокруг его глаз разглаживались, делая взгляд каким-то по-особенному мягким. Каждый раз, когда он видел этих детей, он хотел им улыбаться. Старший, Су Ен, был уже слишком взрослый. Он давно вышел из возраста, в котором принято опекать детей, и теперь учился военному ремеслу наравне с сотниками. Младший же, Шоно, по-прежнему не разговаривал ни с кем. Первый месяц старик Хо еще пытался завоевать доверие мальчика, но безуспешно, хотя он и начал приходить к нему в юрту вместе с другом, но сам никогда ничего не говорил, не просил и тем более не требовал.
Су Ен уверял нойона: - Он просто не видит вас, это пройдет, нужно время.
Но время шло, а ничего не менялось. Они приходили будто бы вдвоем, а будто бы и Су Ен всегда был один.
- А вы почему не спите? – Су Ен потянулся, садясь и сонно щурясь от ярких искр, одинаковых по цвету с его глазами, Старик Хо махнул на них рукой, разгоняя и вновь выдохнул, отправляя к потолку юрты очередное колечко дыма, замечая, как следит за ними младший из мальчиков, взглядом, все еще затянутым серой пеленой пожара.
- Уснешь тут, - наконец отозвался нойон, - Я тоже слышу их голоса, не только вы, дети, это можете. Видимо, правы на стоянке, старик я уже.
- Вы еще не старый, - старший мальчик тихо рассмеялся, удобнее устраиваясь на расстеленных шкурах, - А что вы слышите?
Старик Хо на минуту задумался, всматриваясь в звездное небо через тооно, и задумчиво щелкнул языком, вновь опуская взгляд к костру.
- Тоже, что и вы, - наконец, сказал он и замер, прислушиваясь к тихому гулу. Небо плыло над стоянкой, озаряя все вокруг странным, далеким светом Пути. Нойон усмехнулся ему, шумно и весело, переводя горящий задором взгляд на притихших в углу юрты детей. Дети о чем-то еле слышно переговаривались, и Су Ен улыбался, обнимая худую фигурку младшего мальчика. Шоно ворчал, цепляясь тонкими пальцами за чужие ладони, но не вырывался, лишь тихо отвечал на слова друга. Шоно разговаривал только с двумя людьми – одним из них был Су Ен, а вторым Шаман. О чем мальчик говорил с последним, никто на стоянке не знал.
- Несмышленые вы еще. Устроили тут проводы! А ну, что, веселее ничего не знаете? – отмахнувшись от тягостных мыслей, старик Хо довольно улыбнулся, глядя на повернувшихся к нему детей, и беря в руки старый топшур. Инструмент был потертым, но сделанным на славу. Нойон легко тронул струны, пробуя и настраиваясь на мелодию, убедившись, что дети слушают, он, наконец, затянул песню.
- Эй! Моя красавица-хатун…
***
Разноцветные камушки – дар реки – тускло блестели влажными от росы боками, образуя круг. Предрассветный туман огибал их, пробираясь за черту и скользя по траве, оставляя за собой иней, и замирая только там, куда доставал жар костра. Сухие губы быстро шептали слова, старые и сильные, рассказывая огню их историю. Они не были знакомы, но юноша знал, как с ним заговорить. Он, то замолкал, с минуту просто глядя в танцующее пламя, то продолжал вновь, наклоняясь совсем низко, не боясь опалить ни лицо, ни волосы. Огонь уже накормлен молоком и кровью, большего ему не нужно.
Где-то над головой, небо стремительно светлело, отгоняя последние тени тяжелой ночи, унося с собой отголоски Пути. Юноша замолчал, будто почувствовав этот миг, остановился, всматриваясь в жар костра. Искры трещали, отражаясь в холодной синеве глаз, навсегда подернутых серым пеплом старого пожара. Он усмехнулся им, едва успевая заметить за кругом камней движение, и поднял голову, готовясь снова шептать слова, пока за краем поляны, там, где начинался лес, не затрещали ветки. Юноша замер, сталкиваясь взглядом с огромным медведем. Он знал, что зверь бродил за кругом целую ночь.
Рассветное солнце, наконец, встало, отражаясь в ледяной корке, покрывшей землю. Тусклые лучи светлячками скользнули вверх, ослепляя, заставляя Шоно отвернуться; костер вспыхнул, оглушительно треща и вновь стих, превращаясь в тлеющие угольки.
- Ну, вот же… - проворчал юноша, щурясь и вглядываясь в сизый дым. Он еще что-то хотел спросить, но не успел. Смех вырвался сам собой.
- Мне что, так делать нельзя? Эй, почему?! - Шоно вскинул голову, стараясь снова разглядеть в лесу зверя, но деревья молчали.
- Что ж, ладно… - так и не дождавшись никакого ответа, он усмехнулся, сваливаясь на сухую траву и провожая взглядом окончательно исчезающий Путь.
- Там, где над водой цветет… нас не ждут…