С другой...скорее всего это никто просто не читает, потому пусть~
Пока я долго и уныло пилю основной текст, куски которые в него не влезут, пилю сюда.
Текст есть под катом. Да, он там есть. Да, это вот не просто подчеркнутая строчка.
- Избавься от мальчишки!
- Избавься от мальчишки! – пламя жаровни дернулось, поднимая в воздух столб мелких искр. Искры кружились, смешиваясь с паром из огромного котла, в котором вот уже час бурлило мясо, наполняя воздух юрты ароматом пряных трав, - Избавься, не наш он, не наш!
Саргадай в очередной раз усмехнулся в усы, наполняя чашу дорогим вином, добытым у купцов примерно с месяц назад, вместе с другими диковинными товарами и даже людьми. Хаган людской торговлей не промышлял, но и не препятствовал. Сейчас же, сидя в собственной юрте, он откровенно скучал, слушая причитания старших жен. Третья уже, а все о том же.
- Взгляни на него! Ни крови на лице, волосы черны-черны, а глаза… не наши это глаза, страшные они!
- Что ты заладила, женщина? – недовольно отмахнувшись, бросил Саргадай, вновь опустошая чашу и наливая себе еще.
- А то и заладила! Ну, посмотри ты на него, нет у нас в раду таких глаз, нет у анчинов, нет у алтанцев, даже у гнусных худалчинов, которые ничем и никем не брезгуют, нет таких глаз! Холодные они, мертвые. У Тех такие глаза были!
- Подумаешь, глаза, - вновь отмахнулся хаган. Нетерпящий суеверий, от воплей женщин он только лишь раздражался. Дался им всем ребенок? Молились своим идолам, так до дыр уже алтари затерли. Все-то нашли с чем связать. То охота не удалась, и ничего, что нукеры до того пьяны были, что в стремена не попадали, то овца у кого подохла, все туда же, проклятье да проклятье. Не то, чтобы ему было особо жаль мальчишку, скорее все равно, но слушать эти вопли постоянно утомляло.
- У тебя вон тоже глаза не очень, косит один, ничего, женился же на тебе! – Саргадай расхохотался, опрокидывая сапогом опустевший кувшин с вином, - Напои меня лучше да помалкивай!
- А что с ним худалчины сделали, видел? – вступилась за притихшую вторая жена, - Всяко же отомстить возьмется, позор такой кровью смывать будет!
- И как же, по-твоему, смоет? – хаган вновь усмехнулся, приглаживая намокшую от вина бороду. Все это его раздражало и веселило одновременно, - Сама же сказала, не воин он.
- Еще как не воин! Лицо то, точно девка, какой же воин?
- Избавься ты от него!
Шоно скользнул взглядом по Белой юрте, но даже бровью не повел, тут же отводя глаза. Целый день там галдели так, будто совет военный, а на деле то всего пара жен и служанки. И зачем только мужчинам столько жен?
Сам же он весь день провел у старой коновязи, усевшись на сколоченный брусья, испещренные сотней трещин и борозд от кнутов и веревок. Коновязь была спокойным местом в обычное время и самым жутким во время советов. Никто не знал, за какую провинность окажется здесь для того, чтобы предстать перед Вечным Небом. Но Шоно здесь просто ждал кузнеца, обещавшего избавить, наконец, от тяжелой цепи, больно царапающей щиколотку. Цепи, которая лишила его свободы.
Мальчик вновь опустил глаза, найдя и сосчитав металлические звенья. Когда ее рассекли, было четырнадцать, теперь же осталось всего три. У него было достаточно времени, чтобы все это изучить, но не снять. Слишком плотно смыкалось железное кольцо. Наверное, если бы оно сомкнулось на шее, как у других рабов, разницы Шоно бы не почувствовал. Что такое «свобода» он перестал понимать почти шесть лун назад, и это его уже не пугало. Только тогда, когда Саргадай сказал, что он волен быть здесь как часть народа, мальчик едва удержался, чтобы не рассмеяться хагану в лицо. Часть народа, который каждый день обивает порог Белой юрты прося разрешение его извести.
- Вон отсюда! – эхом прокатилось по стоянке и из юрты тотчас высыпали все женщины, ругаясь и причитая, подбирая юбки и украшения. Шоно вскинул голову, провожая взглядом двух старших жен Великого хагана. Статные женщины, стройные и тонкорукие, они прошли, гордо подняв головы, звеня украшениями, вплетенными в смоляные косы и только третья, самая молодая, прожгла его взглядом своих темных глаз, прошипев на ходу что-то неприятное.
Шоно хотел улыбнуться ей, чтобы она испугалась, но не стал этого делать. Нечего бередить суеверные раны. Вместо этого мальчик просто качнулся, спрыгивая с бруса, на котором сидел и гулко звякнул оставшейся цепью. Надо было найти кузнеца самому, а то старик, имени которого он так и не запомнил, кажется, совсем позабыл обещание.
Уже уходя, Шоно еще раз бросил взгляд на Белую юрту, но полог даже не колыхнулся. Хагану Саргадаю плевать на суеверия.
Саргадай в очередной раз усмехнулся в усы, наполняя чашу дорогим вином, добытым у купцов примерно с месяц назад, вместе с другими диковинными товарами и даже людьми. Хаган людской торговлей не промышлял, но и не препятствовал. Сейчас же, сидя в собственной юрте, он откровенно скучал, слушая причитания старших жен. Третья уже, а все о том же.
- Взгляни на него! Ни крови на лице, волосы черны-черны, а глаза… не наши это глаза, страшные они!
- Что ты заладила, женщина? – недовольно отмахнувшись, бросил Саргадай, вновь опустошая чашу и наливая себе еще.
- А то и заладила! Ну, посмотри ты на него, нет у нас в раду таких глаз, нет у анчинов, нет у алтанцев, даже у гнусных худалчинов, которые ничем и никем не брезгуют, нет таких глаз! Холодные они, мертвые. У Тех такие глаза были!
- Подумаешь, глаза, - вновь отмахнулся хаган. Нетерпящий суеверий, от воплей женщин он только лишь раздражался. Дался им всем ребенок? Молились своим идолам, так до дыр уже алтари затерли. Все-то нашли с чем связать. То охота не удалась, и ничего, что нукеры до того пьяны были, что в стремена не попадали, то овца у кого подохла, все туда же, проклятье да проклятье. Не то, чтобы ему было особо жаль мальчишку, скорее все равно, но слушать эти вопли постоянно утомляло.
- У тебя вон тоже глаза не очень, косит один, ничего, женился же на тебе! – Саргадай расхохотался, опрокидывая сапогом опустевший кувшин с вином, - Напои меня лучше да помалкивай!
- А что с ним худалчины сделали, видел? – вступилась за притихшую вторая жена, - Всяко же отомстить возьмется, позор такой кровью смывать будет!
- И как же, по-твоему, смоет? – хаган вновь усмехнулся, приглаживая намокшую от вина бороду. Все это его раздражало и веселило одновременно, - Сама же сказала, не воин он.
- Еще как не воин! Лицо то, точно девка, какой же воин?
- Избавься ты от него!
Шоно скользнул взглядом по Белой юрте, но даже бровью не повел, тут же отводя глаза. Целый день там галдели так, будто совет военный, а на деле то всего пара жен и служанки. И зачем только мужчинам столько жен?
Сам же он весь день провел у старой коновязи, усевшись на сколоченный брусья, испещренные сотней трещин и борозд от кнутов и веревок. Коновязь была спокойным местом в обычное время и самым жутким во время советов. Никто не знал, за какую провинность окажется здесь для того, чтобы предстать перед Вечным Небом. Но Шоно здесь просто ждал кузнеца, обещавшего избавить, наконец, от тяжелой цепи, больно царапающей щиколотку. Цепи, которая лишила его свободы.
Мальчик вновь опустил глаза, найдя и сосчитав металлические звенья. Когда ее рассекли, было четырнадцать, теперь же осталось всего три. У него было достаточно времени, чтобы все это изучить, но не снять. Слишком плотно смыкалось железное кольцо. Наверное, если бы оно сомкнулось на шее, как у других рабов, разницы Шоно бы не почувствовал. Что такое «свобода» он перестал понимать почти шесть лун назад, и это его уже не пугало. Только тогда, когда Саргадай сказал, что он волен быть здесь как часть народа, мальчик едва удержался, чтобы не рассмеяться хагану в лицо. Часть народа, который каждый день обивает порог Белой юрты прося разрешение его извести.
- Вон отсюда! – эхом прокатилось по стоянке и из юрты тотчас высыпали все женщины, ругаясь и причитая, подбирая юбки и украшения. Шоно вскинул голову, провожая взглядом двух старших жен Великого хагана. Статные женщины, стройные и тонкорукие, они прошли, гордо подняв головы, звеня украшениями, вплетенными в смоляные косы и только третья, самая молодая, прожгла его взглядом своих темных глаз, прошипев на ходу что-то неприятное.
Шоно хотел улыбнуться ей, чтобы она испугалась, но не стал этого делать. Нечего бередить суеверные раны. Вместо этого мальчик просто качнулся, спрыгивая с бруса, на котором сидел и гулко звякнул оставшейся цепью. Надо было найти кузнеца самому, а то старик, имени которого он так и не запомнил, кажется, совсем позабыл обещание.
Уже уходя, Шоно еще раз бросил взгляд на Белую юрту, но полог даже не колыхнулся. Хагану Саргадаю плевать на суеверия.